Шпенглер & Инститорис
Из всей любимой мной классики Фолкнер для меня больше всех нуждается в толковании. Мораль Стейнбека, к чему он ведет, в принципе понятна. Но с Фолкнером всегда есть какой-то подвох, и чувствуется, что не так уж он жалеет своих героев, не так уж одобряет, и христианство их сомнительное, и семейные ценности их сомнительные. Причем это дается настолько тонко, что нельзя толком указать на место в тексте, которое позволяет однозначно судить о герое - плохой или хороший. "Когда я умирала" - отличный пример такого подвоха.
В семье американских фермеров умирает мать. Тема сама по себе достаточная для романа, во всяком случае, для романа по-фолкнеровски. Но здесь это только начало. Оказывается, отец обещал похоронить ее в другом районе, вместе с ее родственниками, так что они заколачивают гроб, садятся в повозку и везут ее черт-те куда. И это можно понять, бог с ним, каждый имеет право, чтобы родственники выполнили его последнюю волю.
Но здесь - до абсурда. Собственно, на отвезении тела куда-то на похороны наставивает отец, а дети (некоторые - вполне взрослые) покоряются его воле. Скорее по привычке, чем из "христианского смирения" - в конце концов, отцу должно быть виднее. А вот дальше - все по принципу "учи дурака богу молиться, он лоб себе разобьет". Герои тыкаются и мыкаются, и со всем-то им не везет, причем не везет совершенно фатально. То самый младший ребенок немного сошел с ума (впрочем, этого никто не замечает, потому что никому нет дела), то они утопили повозку вместе с мулами, гробом и собой, пытаясь перебраться через разлившуюся реку вброд. Если поначалу их еще немного жалко, то дальше уже хочется просто пристрелить, чтобы не мучались и не позорили своими личинами род человеческий.
И - как всегда - потрясающее изображение всех этих безумных происшествий *изнутри*. Каждый из участников и посторонних лиц периодически становится репортером, причем отличить по-настоящему безумных от более ли менее нормальных не представляется возможным. Как в "Шуме и ярости": поток сознания, причем раскрывается только внутреннее мироощущение героя, а о происходящих с ним событиях мы узнаем только от других репортеров. Манера письма, которая немного сводит с ума читателей; захватывающее, невероятно красивое безумие, как водоворот, и не важно, Ниагара это или деревенская мутная речка, разлившаяся от дождей. Люди тонут, люди теряют контроль над своей жизнью, и у них уже нет сил бороться с другими людьми.
А в конце Фолкнер наносит последний удар. И я наконец твердо уверилась в том, в чем изначально сомневалась: кто на какой стороне. Потому что весь текст - просто наглядная иллюстрация, как ублюдки-родители, которых следовало бы стерилизовать в младенчестве, могут искалечить жизнь своим детям. Искалечить в обоих смыслах слова, причем. При этом оставаясь в полной уверенности, что они имеют на это право, ведь они же их родили, воспитывали, ночей не спали и тд. Очень жестоко и очень мерзко. Несчастные заброшенные дети, с горем пополам добравшиеся до места назначения и похоронившие свою мать, в итоге узнают, что ехали они туда вовсе не за этим.
И если Стейнбек пишет про моральные метания и проступки людей, которых еще можно понять и простить, людей, чье предательство не разрушает целого, семьи, общества, то Фолкнер подрывает самые основы этих ценностей. У Стейнбека запутавшиеся, усталые дети могут предать родителей, у Фолкнера родители ничтоже сумняшеся предают детей, а это уже за гранью.
В семье американских фермеров умирает мать. Тема сама по себе достаточная для романа, во всяком случае, для романа по-фолкнеровски. Но здесь это только начало. Оказывается, отец обещал похоронить ее в другом районе, вместе с ее родственниками, так что они заколачивают гроб, садятся в повозку и везут ее черт-те куда. И это можно понять, бог с ним, каждый имеет право, чтобы родственники выполнили его последнюю волю.
Но здесь - до абсурда. Собственно, на отвезении тела куда-то на похороны наставивает отец, а дети (некоторые - вполне взрослые) покоряются его воле. Скорее по привычке, чем из "христианского смирения" - в конце концов, отцу должно быть виднее. А вот дальше - все по принципу "учи дурака богу молиться, он лоб себе разобьет". Герои тыкаются и мыкаются, и со всем-то им не везет, причем не везет совершенно фатально. То самый младший ребенок немного сошел с ума (впрочем, этого никто не замечает, потому что никому нет дела), то они утопили повозку вместе с мулами, гробом и собой, пытаясь перебраться через разлившуюся реку вброд. Если поначалу их еще немного жалко, то дальше уже хочется просто пристрелить, чтобы не мучались и не позорили своими личинами род человеческий.
И - как всегда - потрясающее изображение всех этих безумных происшествий *изнутри*. Каждый из участников и посторонних лиц периодически становится репортером, причем отличить по-настоящему безумных от более ли менее нормальных не представляется возможным. Как в "Шуме и ярости": поток сознания, причем раскрывается только внутреннее мироощущение героя, а о происходящих с ним событиях мы узнаем только от других репортеров. Манера письма, которая немного сводит с ума читателей; захватывающее, невероятно красивое безумие, как водоворот, и не важно, Ниагара это или деревенская мутная речка, разлившаяся от дождей. Люди тонут, люди теряют контроль над своей жизнью, и у них уже нет сил бороться с другими людьми.
А в конце Фолкнер наносит последний удар. И я наконец твердо уверилась в том, в чем изначально сомневалась: кто на какой стороне. Потому что весь текст - просто наглядная иллюстрация, как ублюдки-родители, которых следовало бы стерилизовать в младенчестве, могут искалечить жизнь своим детям. Искалечить в обоих смыслах слова, причем. При этом оставаясь в полной уверенности, что они имеют на это право, ведь они же их родили, воспитывали, ночей не спали и тд. Очень жестоко и очень мерзко. Несчастные заброшенные дети, с горем пополам добравшиеся до места назначения и похоронившие свою мать, в итоге узнают, что ехали они туда вовсе не за этим.
И если Стейнбек пишет про моральные метания и проступки людей, которых еще можно понять и простить, людей, чье предательство не разрушает целого, семьи, общества, то Фолкнер подрывает самые основы этих ценностей. У Стейнбека запутавшиеся, усталые дети могут предать родителей, у Фолкнера родители ничтоже сумняшеся предают детей, а это уже за гранью.
И правда, то, что я больше всего люблю в философии - игру ума, игру в бисер - меньше всего похоже на "истину" в традиционном понимании. "Что истина ценнее иллюзии, - это не более как моральный предрассудок; это даже хуже всего доказанное предположение из всех, какие только существуют". 
Такая ностальгическая задорновщина.
Написано, впрочем, действительно интересно. Хотя еще интереснее читать про те места, где ты бывал сам - иначе остается впечатление, как от веллеровского "Хочу в Париж", такой горький привкус.
Она думает, что польстившись на ее красивую задницу, что думает он - черт его знает) Девушка отчитывается своему бойфренду, и в какой-то момент эта парочка начинает ужасно бесить, потому что ведут они себя как классические быдлогопники, обсуждая, как писатель дрочит на девушку в душе и когда же он даст повод набить ему морду. Такое чувство, что эти персонажи существуют в параллельных вселенных: днем она печатает его размышления о геноциде евреев, а ночью они размышляют с бойфрендом, какие фрейдистские извращения скрываются за этими словами.